| Фенрир | Дата: Воскресенье, 30.03.2014, 10:20 | Сообщение # 1 |
 Рядовой
Группа: Пользователи
Сообщений: 10
Статус: Offline
| В средневековой Европе верили что способность к превращению может быть нечистым даром, полученным по договору у тёмных сил. Упоминается, что такое оборотничество можно излечить экзорцизмом или лекарственно (как правило, волчьим корнем).
Имеются среди инициированных оборотни, чье изменение формы произведено волшебным изделием; эти существа не могут инфицировать других оборотничеством, хотя волшебные изделия могут быть переданы новым владельцам. Некоторые из изделий прокляты, так, чтобы, как только они надеты, их нельзя снять без применения заклинания снятия проклятия.
Простые люди могли сделаться волками, переступив через заговоренную колдуном вещь или одев волчью шкуру. Также для того, чтобы превратить человека в волка, колдун или ведьма набрасывают на него звериную шкуру, ленту, медальон или пояс (повязывая им).
В литовской мифологии оборотни вилктаки («быть волком») или вилколаки «с волчьей шерстью») имеют отличительные приметы: зубы у них человеческие, а под шеей - белое пятно (когда они были людьми, на этом месте повязывался платок). Вилколаки сохраняют человеческий разум, но теряют дар речи. С природными волками эти оборотни не смешиваются, предпочитая бродить поблизости от человеческого жилья. В вилколаков людей превращают ведьмы и колдуны при помощи зачаровaннoгo пояса. Но оборотнем можно стать и по собственной воле: для этого достаточно перевернуться через пень ивы. Для людей опасность представляют только такие добровольные оборотни, а заколдованные вилколаки - вполне мирные и очень несчастные существа.
"Милава не сводила глаз с волка, а он не двигался, тоже смотрел на нее, не нападал и не уходил, как будто чего-то ждал. Приглядевшись, Милава заметила, что волк выглядит не грозно, а скорее жалко. Пожалуй, это даже была волчица – исхудалая, с провалившимися боками и поджатым животом, как в самую суровую лютую зиму, с тусклой шерстью, висящей клочьями. И глаза ее смотрели на девушку жалко, тоскливо. Сейчас ведь не начало лета, когда исхудавшие кормящие детенышей волчицы выходят поискать себе еды. Что же это?
– Ты чего? – с дрожью в голосе спросила Милава. От испуга она никак не могла вспомнить нужных слов заговора, отгоняющего опасных зверей, и говорила первое, что приходило на язык, – как будто волчица была разумна и могла понять простые слова. – Чего ты вышла? Иди в лес. Не трогай меня. Я же тебя не трогаю.
Волчица не двинулась с места, склонила голову, ее желтые глаза по-прежнему с тоской смотрели на Милаву.
– Может, ты есть хочешь? – уже чуть смелее спросила Милава. – Я тебе пирога дам.
Она вытащила из узла поминальный пирог, разломила его пополам и бросила половинку волчице. Та молнией набросилась на пирог и проглотила его с жадностью, чуть не подавилась, глухо кашлянула и выжидающе подняла морду. Милава бросила ей вторую половину пирога.
– Ешь, ешь, – пробормотала она, пока волчица жадно поедала угощение. – Вот и ты ее помянула. Это пирог по подруге моей, брата моего невесте…
Горе снова набросилось на Милаву, словно сторожило где-то поблизости, слезы переполнили глаза и потекли по щекам. Волчица несмело шагнула к Милаве и застыла в двух шагах. Милава вытерла глаза, волчица нагнула голову, и Милаве захотелось ее погладить, как собаку. Может, у нее тоже беда. Может, у нее волк-муж погиб. Волки ведь парами живут, как люди, и дети при родителях.
Волчица подняла морду, и Милава не поверила глазам: по серой шерсти текли слезы.
– Ой, а ты чего? – Милава терла глаза, думая, что это ей от слез мерещится. – Разве волки умеют плакать?
Не моргая, волчица смотрела ей в глаза, и во взгляде ее была такая тоска, отчаяние, что Милаве до боли стало жаль эту волчицу с ее неизвестным горем, показалось даже, что она ее знала давно… Милава вглядывалась в желтые глаза зверя, но ощущение давней близости не проходило. Волчица нервно переступила сухими лапами, шагнула к ней, подняла морду совсем близко, рукой можно коснуться, тонко жалобно заскулила, словно умоляла о чем-то…
И Милава вскрикнула от внезапной догадки, поразившей ее, словно молния. Боясь и желая, чтобы это оказалось правдой, она глубоко вздохнула несколько раз, стараясь успокоиться, отчаянно боясь по неумению испортить такое важное дело. Дело жизни и смерти. Она не знала, что в точности нужно делать, но сердце ей подсказывало, что медлить нельзя.
– Малинка… Это ты? – хриплым от волнения голосом едва сумела выговорить она. – Малинка!
И волчица вдруг бросилась на землю, завертелась, ерзая шкурой по земле, дрыгая в воздухе лапами, завыла… И на ее месте оказалась девушка в уборе невесты, помятом и грязном, с растрепанными волосами. Она каталась по земле и кричала, как от боли, крик ее был бессознательно-резким, отчаянным, в нем слышалось что-то звериное. Она билась о землю и цеплялась за нее, словно хотела остановиться, но неведомая сила била и катала ее по земле. Потрясенная Милава зажимала себе рот, чтобы не разрыдаться от волнения, ее била крупная дрожь, она не верила своим глазам. Да, это была Малинка, исхудалая и бледная, со свалявшимися, словно год немытыми волосами, с темными кругами под зажмуренными глазами, кричащая что-то неразборчивое.
Еще не опомнившись, Милава кинулась к ней, попыталась поднять. Малинка вцепилась в нее с невиданной силой отчаяния, как утопающая, и они вместе оказались на земле. Милава обнимала сестру изо всех сил, как будто хотела удержать и не пустить обратно в чужой, звериный мир, откуда Малинку вырвало волшебство хлеба, испеченного человеческими руками, и ее человеческого имени."
http://www.wolfnight.ru/forum/wolf_theme.php?theme=108
|
| |
| |
